Лихоборская набережная (люди и собака)
Проводил до лифта подругу (всё же она МОЛОДЕЦ!), отдышался, и решил, что «фитнесс» средь бела дня – это хорошо, но надо бы и погулять…
Шорты, футболка, свернул за угол – тишина, водная гладь узенького мутного потока, как будто и не средина оживленного промышленно-жилого района.
Лихоборская набережная.
Просто название. Берег речушки. Ничего значимого.
Иду, дышу воздухом, машинально отмечаю вывески известных компаний на замызганных, стоящих особняком зданиях-складах-автобазах.
На том берегу - лает, захлебывается полудворняга, очень крупная, опасная. Черно-рыжая, видная сквозь редкие кусты.
С места не сходит (привязана, что ли?), видит через поток меня, смотрит, лает непрерывно, кивает мордой в сторону лежащего шагах в двадцати от неё человека, почти у самой текущей воды.
Поза его – недвижимая. Усталый? Пьяный? Вроде девица… А как подойти – она на другом берегу…Наверное, отдыхает, а собака домой ее зовет…
Иду, размыщляю о трудах праведных, об отдыхе после них…Вот ведь, люди: поработали, теперь отдыхают – может и перебрал чуток, зато с собакой. С доброй, с заботливой…лает, домой зовет…хорошо ему (ей?...)… под защитой..
Кстати, что у нас с Проектом противопожарной защиты? Как там субподрядчики…Надо позвонить будет в Дагестан, вроде на Каспии всё утихло, строиться начинают…
И здесь стройка…Конечно, и от центра не далеко, и земля дешевая…А вот и мостик через речку, можно обратно идти…
По этой стороне – здания по-шикарнее, газоны по-шире, дорожки ухоженные…
Интересно, как там собака – увела своего хозяина (хозяйку?...) Интересно здесь дорожки укладывают – сначала свежий, жирный чернозем, потом песочек, потом плиточки…И кто это всё оплачивает – вроде так мало пешеходов, всё вымерло, а в субботний вечер – кипит ландшафтная работа…
Лай собаки?...
Всё еще – лает?...Что же там случилось?...
Подхожу, аккуратно ступая по мокрой вязкой земле…Собака лает надрывно, опять как бы показывает мордой в сторону лежащего тела. Она НЕ привязана.
Видя мою настороженность к её крупности, медленно отбегает в сторону, следит и за мной, и за лежащим телом, не хочет мне мешать, но и не уходит, как будто хочет убедиться в цели и в результате моих действий…
Теперь вижу в полумраке кустов, что это девушка, свернувшаяся в клубочек, тело вмялось в сырую траву, в землю…
Трогаю её за плечо – теплая; трясу – ресницы дрогнули…
- Ты жива?
Кивает.
- Пьяная?
Кивает. Запашок от нее приличный, дешёвой водярой.
- Собака твоя?
Крутит головой.
- Помочь встать?
Протягивает руку, еле встает, хватает себя за правое колено.
- Болит?
Кивает. Вся грязная, лицо, джинсы, белая когда-то футболка, шлепанцы – всё в чернозёме.
- Где живёшь-то?
- Онежская, дом 9 (совсем рядом).
- А как сюда попала? Почему лежишь?
- Притащили сюда и бросили…
- Да ладно, так вроде не бывает…(знаем, что бывает!)
- А кто они?
……….
- Ладно, пошли…
Оглядываюсь. Собака провожает нас, посматривает по кустам, ища – чем бы еще заняться, машет хвостом, вроде как – с видом исполненного долга…
Хромает очень сильно, время от времени дотрагивается до колена.
- Как тебя зовут?
- Наташа.
- Сколько тебе лет?
- Двадцать один.
- Ты что, ушиблась?
- Меня били, потом бросили…
- Счас дойдем до моего дома, возьму ключи от машины, отвезу тебя.
По дороге Наташа два раза садится на землю отдохнуть, два раза просит сигарету у прохожих, один дает сигарету, второй дает зажигалку (свою она потеряла).
Поднимаемся в квартиру, Наташа окончательно садится на пол, крутит головой:
- Я не могу идти.
- Сейчас тебя отмочим в ванной, полежишь, полегчает.
С трудом её раздеваю, её тело оказывается идеальных, модельных пропорций (крепкие маленькие груди с большими сосками, узкая талия, широкие бедра) - всё в синяках: спина, плечи, живот у печени, оба бедра снаружи, колено правой ноги распухло, всё в синеве. Следов от уколов (опасался!) – нет, ни на сгибах, ни между пальцами ног, ни в паху…
Укладываю её в ванну. Пытаюсь лить на распухшее колено холодную воду из душевого шланга – сопротивляется:
- Холодно!...
- Конечно, холодно тебе, лежала на сырой земле так долго…
Пускаю теплую воду, Наташа постепенно отогревается…
Отмываю ей шампунем голову от остатков чернозема, при этом слегка возбуждаюсь (а ведь два часа назад такой был … «фитнесс»!) Она ополаскивает лицо, облегченно улыбается и …оказывается КРАСАВИЦЕЙ!
Нет, лицо не совсем модельное, но удивительно симпатичное, стоило смыть грязь и пьяную опухлость…
Понятно…
- Сколько их было?
- Пять человек.
- А почему били?
- Хотели секса, я отказалась…
Понятно…
- А почему ты такая пьяная оказалась? Сколько и с кем ты выпила?
- Мы, с одним там…, две бутылки водки…
- А куда он делся?
- Уехал.
- Оставил тебя в таком виде?
- Вот такие они все, все только секса хотят, а я – водки…
Вытираю её, заворачиваю в полотенце, вывожу на кухню, пою чаем.
Еще больше приходит в себя. Полу-ложится на диван, кладет ноги на табуретку, полотенце сползает с груди, задирается выше лобка. Не обращает внимания на обнаженность (а и чего обращать, после ванной?).
- Ты работаешь, учишься?
- Сейчас нет.
- А родители?
- Мать с мужиком своим во Францию уехали. Тётя живет в Люблино.
- А денег присылают?
- Нет. Курить – стреляю на улице, иногда ем. Водку пью.
- А работала?..
- И училась, и работала…Референтом, и всё такое…
- И какое же у тебя образование?
- Достаточное…не хочу я об этом…
- А почему ты мужика себе приличного не найдешь?
- А они все делятся на две части:
- или хотят только секса
- или боятся ко мне подходить, думают, мне 13-15 лет…
И действительно, такое Лолитоподобное личико…
Что же с ней – такой – делать?
- А у тебя курить есть?
Вопрос решает всё.
- Нет, сигарет у меня нет, и курить ты здесь не будешь.
Всмотрелась в мое лицо, в поджатые губы.
Помолчали, допили чай.
Наташа взяла валявшийся на диване томик Конфуция, раскрыла, полистала. Прочла:
- Вот, послушай: «Увлеченность чужими суждениями приносит только вред!», так что не отговаривай меня курить!...
- С Конфуцием, и с голой женщиной – трудно спорить.
Еще полистала, что-то прочла, шевеля губами, как бы пробуя слова на вкус. Посмотрела на меня, ничего не сказала.
- Давай проверим, что у тебя с ногой.
Провожу тесты надавливанием, похоже на сильные удары коленной чашечки, легкие повреждения надкостницы голени, возникло подозрение на мелкий перелом где-то в глубине стопы.
- Надо ехать в травмпункт. Или вообще в больницу. У тебя полис есть?
- Нет. Но я помню его номер. И у меня есть паспорт! Но я никуда не поеду, пусть сюда приедут, сделают мне обезболивание.
- А платить кто будет?
- А они бесплатно обязаны. Ко мне часто приезжают, и всегда – бесплатно.
- Тогда вот что. Я отвезу тебя к тебе домой, там они к тебе приедут и всё сделают.
- Ладно.
- Тебе дать с собой продуктов?
- Я выпить хочу.
- Выпить у меня нет, и денег я тебе не дам.
- А продуктов мне не надо, я не люблю ОДАЛЖИВАТЬСЯ…
С трудом натягиваем на неё джинсы. Даю ей свою чистую футболку, бюстгалтер и её грязную футболку укладываю в пакет, вручаю ей.
Выходим на улицу, идет почти бойко. Похоже, перелома в ступне нет, вывих.
- Ты обойди дом с этой стороны, а я подъеду с противоположной, жди меня там.
Бегу на стоянку, выезжаю на улицу, вижу: она стоит у приличной красной машины, дверца открыта, наклонившись, разговаривает с водителем.
Останавливаю машину, включаю аварийку, выхожу, быстрым шагом иду к Наташе, она в это время уже присела на кресло в машину, обе ноги снаружи.
Оглядываюсь на свою открытую машину, возвращаю взгляд обратно, одна нога Наташи – уже в машине. Ускоряю шаг, подбегаю к машине в тот момент, когда и вторая нога Наташи оказывается в машине, и она потихоньку закрывает дверцу.
Я придерживаю дверцу:
- Наташа, выходи!
Она выходит, с неприкуренной сигаретой в губах.
- Спасибо, - говорю водителю, лица которого не вижу.
- Пошли к машине.
Подходим, вижу двух блондинок – шикарно одетых, в гламурных позах и в настроениях, курящих в закутке между магазином и складом.
Их дорого оштукатуренные лица и задрапированные фигуры и в подметки не годятся Наташиному образу в грязных джинсах и в мятой футболке не по размеру…
- Иди, попроси у них прикурить.
Наташа оживленно и уверенно направляется к блондинкам. Перелома в ступне во время ее ходьбы точно не чувствуется.
Блондинки, завидев Наташу с сигаретой, разыграли из события прикуривания – целую пантомиму:
- слегка раздвинулись, как бы принимая Наташу в свой кружок, понимая, что она со своей внешностью на ступени выше их статусом;
- та, что дала зажигалку, с интересом наклонилась к Наташе, как бы пытаясь понять секрет её не то чтобы красоты, а обаяния;
- вторая, со стороны наблюдала за таинством передачи огня, ненавидя Наташу и ожидая начала удовольствия перемывания её костей.
Наташа вернулась, увидела размер машины, в которой нам предстояло ехать, тормознулась слегка. По-новому посмотрела мне в глаза, вроде пытаясь совместить картины раздевания-одевания, головомойки в ванной и предстоящей очень короткой поездки со мной-водителем этой машины.
Отъезжая, я сквозь затемненное заднее стекло увидел оживленную дискуссию блондинок, их жесты и взгляды в сторону отъезжающей моей машины, и мое беспокойство о карме Наташи – увеличилось ещё больше.
Я остановил машину по указанию Наташи в убогом дворе, заставленном покореженными Жигулями и мусорными баками.
Открыв дверцу, она задержалась, опять посмотрев мне в глаза:
- Там, я прочла у Конфуция:
Учитель Говорил:
- Лишь тот, кто человечен, умеет и любить людей, и испытывать к ним отвращение.
Мы попрощались, не спросив друг у друга телефонов. Я проводил её взглядом до дверей подъезда.
На обратном пути я думал о Борьбе с Лихом на берегах речки-Лихоборки, обо всех участниках сегодняшней истории, и решил, что самым Человечным в этой борьбе – было поведение черно-рыжей дворняги.
Борис Васильев, Москва
